Огонь – значение символа

В античной философии огонь — везде­сущая таинственная субстанция, самый загадочный из четырех основных элемен­тов, впервые упомянутых еще в трактате древнегреческого философа Эмпедокла «О природе» (V в. до н.э.). Его идея была затем подхвачена и развита в трудах Анак­сагора, Платона и Аристотеля, в теориях стоиков, пифагорейцев и средневековых алхимиков. Все они усматривали в огне важнейший из первоэлементов, олице­творение мужского начала в природе.

Согласно диалектическому учению Гераклита, огонь является универсальным воплощением всех превращений, посколь­ку остальные три элемента (вода, земля и воздух) возникают из первичного огня и, изменяясь по вечным законам логоса, в огонь же и возвращаются.

Подобно многим другим явлениям ма­териального мира, огонь обладает двой­ственной символикой, соединяя в себе как живительную, так и губительную боже­ственную энергию, как созидательные (тепло и свет), так и разрушительные силы природы (всепожирающее пламя пожаров, разящие молнии, огненная лава извергаю­щихся вулканов).

Огонь — позитивный символ защиты и очищения, преображения и возрожде­ния, но также и негативный знак войны и опасности, искушения и испытания. В то же время свет пламени служит высо­кой эмблемой истины, знания и просве­щения. В человеке огонь символизирует горение сильных, пламенных страстей: фанатичную веру, вдохновение, порыв, жертвенную любовь и сексуальный пыл.

В мифологии отблески космического пламени освещают зарождение и гибель Вселенной. В космогонических мифах, посвященных сотворению мира, огонь иг­рает роль главной стихии, первичного ма­териала космогенеза (это, кстати говоря, вполне согласуется с теорией Большого взрыва, выдвинутой учеными лишь в сере­дине XX века), а в эсхатологических мифах, предрекающих ужасную космическую ката­строфу, Вселенная гибнет в огне мирового пожара. Наиболее устрашающую картину конца света разворачивает перед читателем «Прорицание провидицы» из первой пес­ни скандинавской «Старшей Эдды»:

…Солнце черно; земли канули в море,

Звезды срываются вниз с вышины.

Пар всюду пышет, и, Жизни Питатель,

Лижет все небо жгучий огонь…

После такого мрачного фантома гря­дущего даже сцена Страшного суда, где небо свертывается подобно свитку, а от престола Высшего Судьи льется огненная река, уже не впечатляет.

Первобытным людям огонь представ­лялся агрессивным живым существом, ко­торое рождается от Солнца, живет, пока есть пища, а затем умирает. Североамери­канские индейцы принимали огонь за благостное воплощение Великого Духа, порожденного Великим Огнем (Солн­цем), а костер считали символом счастья и процветания. Делавары даже признава­ли некоего огненного «Маниту» за перво­предка всех индейских племен.

Повелителями огня в мифологии выс­тупают, конечно же, бессмертные боги, небесные и подземные. Так, ведический бог Агни в образе огненного столпа, увен­чанного дымовой шапкой, символизиро­вал Мировую ось; индуистский Кришна олицетворял жизненное пламя («Я огонь, помещенный в телах всех живущих»); а ва­вилонский Мардук заключал в себе огонь войны, испепеляющий врагов.

Другую группу «огненных» богов пред­ставляют боги — покровители кузнечно­го дела: античные хромцы Гефест и Вул­кан, черкесский железноногий Тлепш, полинезийский Магуйка, поддерживаю­щий огонь в своем подземном очаге, и многие другие их коллеги по ремеслу. Ки­пучую деятельность этих подземных бо­гов-трудяг люди усматривали в дыму и пламени извергающихся вулканов.

Как явствует из большинства мифов, боги по своей природе не менее эгоистич­ны, чем люди, а посему они и не собира­лись делиться со смертными своим бес­ценным сокровищем. Но тут на помощь человеку пришли благородные, могучие и бесстрашные культурные герои (гречес­кий Прометей, грузинский Амирани, но­возеландский Мауи и т.д.), похитившие огонь у богов и поставившие его на службу людям. С тех самых пор некоторые из небожителей, составившие третью груп­пу «пламенных богов», снизошли до лю­дей и превратились в покровителей до­машнего очага, ставшего символом защи­ты, уюта, нераздельной общности рода и семьи. Таковыми являются: греческая Ге- стия, римские Веста, Лары и Пенаты; сла­вянский Рарог; ацтекский Ксиутеуктли; монгольский Отхан-Галахан; мордовский Юрта-ава и многие другие.

Наряду с богами и людьми, властите­лями огня в мифах, легендах и сказаниях выступают и отдельные представители фантастической фауны. К ним прежде всего относятся: таинственная саламанд­ра — холодный дух огня, материализую­щийся из чистейших частиц пламени; легендарная бессмертная птица феникс, сжигающая свое предыдущее воплоще­ние на жертвенном костре, — яркий сим­вол возрождения и бессмертия; а также огнедышащие драконы, бдительные стра­жи древних бесценных кладов, в чьем ар­сенале огонь — главное оружие.

В религии многих народов мира ог­ненный след просматривается довольно отчетливо. Разнообразные обряды огне­поклонников глубоко символичны: полу­чение «нового огня» служило у них алле­горией возрождения; поддержание неуга­симого огня — метафорой бессмертия; прохождение сквозь пламя — знаком очищения, а погребальный или жертвен­ный костер рассматривался как наилуч­шее средство скорейшей переправы душ в небесные чертоги.

Религиозные обряды некоторых наро­дов отличались необычайной жестокос­тью. В Палестине, Финикии и Карфагене долгое время существовал отвратительный культ Молоха, когда в жертву приносили детей. По-видимому, безмозглые фанати­ки были абсолютно уверены в том, что не­винные души наиболее угодны их крово­жадным богам. Не лучше обстояло дело и по другую сторону океана, в доколумбовой Америке. Ацтеки, поклонявшиеся «госпо­дину огня» Ксиутеуктли, ежегодно устраи­вали в честь своего «огненного» патрона изуверские празднества. Они «…верти­кально укрепляли срубленное дерево, за­жигали его, и все присутствующие пляса­ли вокруг огня вместе с людьми, предназ­наченными в жертву. Затем этих людей бросали на большой костер только для того, чтобы тотчас же вытащить их полусо- жженными и предоставить жрецам завер­шить жертву».

Древние, почитавшие огонь как очис­тительную стихию, приписывали ему за­щитную функцию. Ассирийцы верили в способность пламени разрушать любые колдовские чары; китайцы, отпугивая зловредных демонов, запускали в небо красочные фейерверки; монголы застав­ляли чужеземцев, прибывших в их род­ные кочевья, пройти между двух костров, дабы очистить душу и помыслы пришель­цев от всевозможной пакости; что же до славян, пуще огня боявшихся «нечистых» покойников, то они при виде мертвого тела спешили приложить руки к пылаю­щей печи.

По мнению суеверных людей, огонь способен защищать даже от самого себя, точнее говоря, от буйства пожаров. Обря­ды, связанные с этим поверьем, весьма причудливы. Европейцы, например, привязав к хвостам заранее отловленных лисиц зажженные факелы, отпускали ог­ненно-рыжих зверьков на волю, но лишь для того, чтобы гонять их по полям до полного изнеможения. Дагомейцы, жи­тели Западной Африки, с той же целью использовали особый фетиш огня по имени По, представлявший собой обык­новенный горшок с тлеющими углями. Торжественно водрузив фетиш посреди комнаты, негры слезно просили огненно­го духа жить в горшке, а не разгуливать по всему дому.

Наибольшее почтение огнепоклонни­ки выказывали «новому огню», добытому самым древним способом — трением. Та­кой огонь, считавшийся «чистым», так как он еще не успел соприкоснуться ни с какой скверной, освещал обычно празд­нование Нового года.

Во многих религиях огонь ассоцииру­ется с самим Верховным Существом. Агни, Яхве и Будда нередко являлись сво­им приверженцам в виде огненного стол­па. В буддизме свет огня олицетворяет мудрость, а в христианстве — сошествие Святого Духа и Божественное Открове­ние. Помимо всего этого, в иудаизме и христианстве сложилось представление об адском пламени, геенне огненной, как символе воздаяния за грехи. То же отно­сится и к синтоистскому аду, с той лишь разницей, что грешному японцу предла­гается богатый выбор: либо бесконечно жариться на огне, либо веки вечные вмер­зать в глыбу льда.

В индуистской иконографии языки пламени ассоциируются с острым язы­ком, золотыми зубами и разметавшими­ся волосами бога Агни. Черным пламе­нем охвачена фигура ужасной богини Кали, а огненное кольцо вокруг ее вели­кого супруга Шивы олицетворяет беско­нечный космический цикл сотворения и уничтожения мира.

Огонь христианской иконографии — символ искушения, испытания веры и орудие мученичества. Эту символику ил­люстрируют: трое еврейских юношей в пылающей печи; св. Лаврентий в горящей одежде, распростертый на раскаленной решетке; огонь чистилища и адское пла­мя. Сердце, охваченное огнем, атрибут святых Августина и Антония Падуанско- го, — эмблема их пламенной веры. Языки пламени над головами апостолов в сцене Пятидесятницы — аллегория сошествия Святого Духа. Горящий куст перед Мои­сеем (Неопалимая Купина) — метафора Божественного Откровения. Сожжение книг эфесских жрецов у ног апостола Пав­ла — знамение победы христианства над язычеством.

В светском изобразительном искус­стве символику мученичества передают мифические образы Иксиона, распятого на вращающемся огненном колесе, и Ге­ракла, заживо сгорающего в хитоне ковар­ного кентавра Несса.

Огонь — символ разрушения и гибели’. небесный огонь испепеляет погрязшие в разврате библейские города Содом и Го­морру; в истребительном пламени войны гибнет легендарная Троя; огненная лава взорвавшегося вулкана поглощает рим­ские Помпеи.

В символическом искусстве огонь, как один из четырех первоэлементов, персонифицирован женской фигурой с головой, охваченной пламенем. Горящее сердце держит в руке богиня Венера и ал­легорическая фигура Милосердия: у пер­вой из них пламя зажжено неутолимой любовной страстью, а у второй — искрен­ним и горячим состраданием.

Все ту же эмблему пламенного сердца, но уже как символ высокого гуманизма и самопожертвования, мы встречаем и в советской литературе: романтический ге­рой Максима Горького Данко вырвал из груди свое сердце, горевшее любовью к людям, чтобы осветить им дорогу к спасе­нию и счастью.

В мантике, представленной на сей раз индийскими гадальными картами, костер символизирует либо пламялюбви. охватившее сердце человека, либо зарож­дение новой страсти.

В алхимии, где огонь рассматривался как объединяющий и стабилизирующий фактор, как стихия, бушующая в центре всех вещей, важнейший из четырех пер­воэлементов, соединяющий в себе три ос­тальных, изображался в виде равносто­роннего треугольника. Символику огня иногда передавали также мечи с извиваю- щимися наподобие языков пламени клинками.

В эмблематике огонь выступает во множестве ипостасей. Пламя — излюб­ленная эмблема философов, алхимиков, церковников и военных. В античное время ее использовали пифагорейцы — у представителей этой религиозно-фило­софской школы огонь, как первоэлемент, ассоциировался с тетраэдром — первой фигурой в геометрии. В Средние века права на эту эмблему, символизировавшую в данном случае очистительную силу, зая­вила католическая церковь. Могуществен­ную христианскую организацию, несу­щую свет истинной веры, олицетворяла охваченная огнем каменная пирамида, а «духовный» меч, объятый пламенем, под­разумевал ее карающую силу.

Как символ войны, эмблема огня из­давна находилась в арсенале военных. Вот лишь один из характерных примеров. Выступая в поход на врага, французские короли первым делом посещали знаме­нитое аббатство Сен-Дени, где в торже­ственной обстановке получали из рук та­мошнего аббата главное военное знамя государства — орифламму (букв, «золотое пламя») — красное шелковое полотнище на позолоченном древке, с вышитыми на нем золотыми языками пламени. На про­тяжении трехсот лет орифламма вдохнов­ляла и вела в бой французские войска.

В Новое и Новейшее время эмблему огня попытался монополизировать «бог войны». Униформу артиллеристов мно­гих стран (погоны, петлицы, шевроны, головные уборы) украшали значки, изоб­ражавшие пылающие гранаты и пышущие огнем снаряды. Однако накануне Второй мировой войны в итальянской армии эм­блема огня была введена для бойцов тан­ковых и моторизованных дивизий (язык пламени на синем фоне петлиц), а солдат частей, вооруженных танкетками, отли­чало двойное белое пламя, вышитое на петлицах.

Символику огня во многом определя­ет количество языков пламени на эмбле­ме. Так, одноязыкое пламя, дающее яс­ный и ровный свет, стало общепризнан­ным символом просвещения. Эмблема пламени с тремя языками принадлежала пионерскому движению на том основа­нии, что пионерия в Советском Союзе считалась третьей по счету революцион­ной организацией (после коммунисти­ческой партии и комсомола). Символом революции, объединяющем левые силы всех пяти континентов, служит и пяти- языкое пламя. Своеобразным исключе­нием из этого правила является лишь го­сударственная эмблема Танзании — местную революцию, по непонятным причинам, символизирует шестиязыкое пламя.

«Говорящая» эмблема опасности, ис­ходящей от губительного огня пожаров, в наше время нашла применение в про­мышленности: среди прочих техничес­ких знаков часто употребляется изобра­жение многоязыкого пламени — им мар­кируются легковоспламеняющиеся вещества и материалы.

В светской геральдике эмблема пла­мени, лишенная всякой самостоятельно­сти, обычно довольствуется вторыми ро­лями. В гербах русских городов Хабаров­ска и Петропавловска-Камчатского вулканическое пламя вырывается из вер­шин черных сопок. На червленом столбе в центре герба Колпино (Ленинградская обл.) размещены три трехъязыких очага пламени золотого цвета, а в гербе Карго­поля на пылающих дровах жарится белый барашек.

В истории человечества жаркое пламя костра в равной мере выступает ярким символом и жизни, и смерти. Для перво­бытного человека овладение огнем стало задачей первостепенной важности, вопро­сом жизни и смерти. Подчинив огненную стихию своей воле, он приобрел надежную защиту от леденящего холода, ночного мрака и свирепых хищников. Но огонь стал и орудием невежественного фанатиз­ма: безжалостное пламя костров поглоти­ло миллионы и миллионы невинных жертв. Зачастую людей сжигали с особым садизмом, на «медленном» огне. Особен­но лютовала католическая церковь, лице­мерно обрекавшая своих идейных против­ников на «казнь без пролития крови». Ее ужасное и уродливое детище, так называе­мая «святейшая инквизиция», неустанно преследовавшая инакомыслящих — ере­тиков, сгубила множество умных и талант­ливых людей, опередивших свое время. Изуверы сожгли на костре выдающегося итальянского ученого Джордано Бруно, чешского патриота и реформатора Яна Гуса, французскую национальную герои­ню — Орлеанскую деву и последнего вели­кого магистра славного ордена тамплиеров Жака де Молэ. В той же Франции неми­лосердные и неправедные судьи из Ог­ненной палаты жгли кальвинистов; в Америке грубые и жестокие испанские конкистадоры —• простодушных и чест­ных индейцев, осмелившихся поднять против захватчиков свое слабое оружие; в России несториане отправили на костер пламенного защитника старой веры, главу раскола, протопопа Аввакума и его горя­чих приверженцев… Необъятен этот скор­бный список, чудовищно тяжелы преступ­ления церковников всех стран и конфес­сий, и во веки веков не отмыть им свои па­лаческие руки и души, прокопченные ды­мом этих костров!

С античных времен пламя пожаров не­постижимым образом сделалось аллегори­ей сомнительной и скандальной славы. В 356 году до н.э. честолюбивый и недале­кий гражданин Эфеса, некто Герострат, жаждавший во что бы то ни стало запечат­леть свое никчемное имя на вековых скри­жалях Истории, не выдумал ничего лучше­го, чем сжечь великолепный храм Артеми­ды — одно из семи великих чудес Древнего мира, а в 64 году н.э. кровавый тиран Не­рон, стремясь посрамить самого Гомера, приказал своим телохранителям поджечь Рим, дабы, вдохновляясь величественным зрелищем охваченного огнем Вечного го­рода, сочинить гениальную поэму о гибе­ли легендарной Трои. Но не славу, а бес­славие принес огонь злодеям, и даже все­могущее время ничего не изменило в этом отношении: в пожаре Москвы 1812 года в пепел обратилась полководческая слава «корсиканского чудовища», а подлая про­вокация нацистов, организовавших в 1933 году поджог рейхстага, разоблачен­ная мужественным болгарским коммунис­том Георгием Димитровым на Лейпцигс­ком процессе, закончилась позорным провалом.

С самых древних времен огонь был непременным грозным спутником и сим­волом войны, что недвусмысленным об­разом подтверждает и крылатое латин­ское изречение: «IGNIЕТ FERRO» («Ог­нем и мечом»). Действительно, в военном деле огню нашлось самое широкое при­менение. При приближении неприятеля огнем подавали сигнал опасности; при штурме городов и крепостей воины, стре­мясь вызвать пожары и посеять панику среди осажденных, обстреливали их горя­щими стрелами и всевозможными зажи­гательными снарядами, а с изобретением в XIV веке огнестрельного оружия в во­енном деле произошел настоящий пере­ворот: изрешеченные пулями тяжелые ры­царские доспехи, ранее надежно защи­щавшие своих обладателей от всех видов холодного оружия, теперь превратились в бесполезный хлам и были выброшены на свалку Истории. Вскоре команда «Огонь!», предварявшая стрельбу, зазвучала на всех европейских языках.

Из всех видов огнестрельного оружия самым древним и наиболее варварским средством уничтожения является огне­мет. «Греческий огонь», первый в исто­рии огнемет, поступил на вооружение ви­зантийской армии уже в VII веке: хрони­ки относят его боевое крещение к 673 году. Секрет этого страшного оружия византийцы хранили в строжайшей тай­не, поэтому состав его зажигательной смеси, горевшей неугасимым пламенем, даже в воде, точно неизвестен до сих пор. Предположительно, он состоял из кани­фоли, серы и селитры и выстреливался через металлическую трубу. Наиболее эф­фективно греки использовали свой огне­мет в морском бою, с легкостью воспла­меняя деревянные корабли противника. Его мощь пришлось испытать на себе и нашим предкам: в русских летописях упоминается о том, как в 941 году флот киевского князя Игоря был почти полно­стью уничтожен «греческим огнем».

В эпоху Крестовых походов турки иног­да жгли крестоносцев трофейным «гречес­ким огнем». Возмущенные рыцари называ­ли это варварское оружие «негалантным». В годы Второй мировой войны экипажи подбитых огнеметных танков, попавшие в плен, не могли рассчитывать на снисхожде­ние — их расстреливали прямо на месте.

Несмотря на особую бесчеловечность такого страшного оружия, различные виды огнеметов (ранцевые, танковые, ре­активные и др.) и в наши дни состоят на вооружении многих армий мира. В рос­сийской армии, например, самым массо­вым оружием этого типа является пехот­ный огнемет «Шмель».

Символом жесточайшего танкового сражения и беспримерной стойкости со­ветских солдат стала летом 1943 года «Огненная дуга», как прозвали пятисот­километровую линию фронта с центром в районе Курска, изогнувшуюся гигантской дугой от Орла до Белгорода. В ходе кро­вопролитной 50-дневной битвы немец­ко-фашистские войска потеряли более полумиллиона солдат и офицеров и пол­торы тысячи танков, а главное — после­днюю надежду на победу в войне. Битвой на курской «Огненной дуге» завершился коренной перелом в Великой Отече­ственной войне.

В фольклоре огонь со всей очевидно­стью предстает символом грозящей опас­ности. В известном изречениц: «Прой­ти огни, воды и медные трубы» огонь, как аллегория наибольшей опасности, зани­мает первое место. Популярное английс­кое выражение: «Таскать каштаны из огня» означает подвергаться риску ради чужих интересов, а емкая русская пого­ворка: «Угодить из огня да в полымя» под­разумевает такую чрезвычайную ситуа­цию, когда человек, едва успевший избе­жать одной серьезной опасности, тут же попадает в еще более опасную переделку.

В современную эпоху наиболее глубо­ким символическим смыслом наполнены два вида огня: Вечный огонь, скорбная эмблема памяти о павших, а также алле­гория духовного бессмертия, и Олимпий­ский огонь, освящающий преемствен­ность спортивных традиций и идеалов.

По материалам: Энциклопедия знаков и символов / О.В. Вовк